Мои мысли – сухие щелчки деревянных колечек на стальных спицах, ударяющихся друг о друга под паль-цами продавца. Мои мысли нанизаны на счеты.
Моё мировоззрение – ртуть. Текучее, скользкое, ядовитое. В руки не даётся, норовит отравить собой.
Моё сердце – трансформаторная будка. Заперто. На дверях висит табличка «Не входи. Убьёт». В моём сердце поселился Плутон.
Логика лезла туда из любопытства и теперь она – сломанная шпага. Теперь она хромает. Теперь она как жертва ДТП. И я молча наблюдаю, как её везут в больницу в машине «с голубым огоньком»…
Моё тело – стена. Замыкающая меня со всех сторон. Задохнутся бы в нём, да есть две дырочки. Нет, не ноз-дри. Глазницы.
И глаза мои в них вылезли наружу. Единственные, лезут вон, отращивая себе ноги. Они заодно с трансфор-маторной будкой. Хотя их «заодно» не постижимо. Но я точно знаю, они хотят сбежать. Знают КУДА бе-жать… Могут, даже. Но… Бесполезно! Каждый раз закономерно (и всегда – неожиданно):
По глазам, вывернутым на изнанку жаждой вернуться Домой…
По глазам, вздернутым вверх…
По широко распахнутым глазам моим всякий раз…
Безмолвием безличного Закона Кармы…
Наотмашь и по диагонали…
Кованой цепью воздаяния за дела, о которых не помню!
Пополам глаза мои.
Пополам моё «хочу».
«Я» моё – пополам.
Пять минут – слезы и
Опять –
ЖИТЬ.
Дышать болью неприкаянности.
Видеть и не мочь взять,
Потому что не «видеть», а «грезить» честнее сказать.
Мечтать местом, оставшимся от сердца, смотреть рассеченным взглядом.
Не иметь сил любить и ненавидеть.
Перепутать от боли «хочу», «могу», «обещала».
Быть любой бесплатно, только б не лезли в сердце, где живет Плутон.
Убьёт же…
В кольце одиночества снова сказать самой себе:
«Ничего страшного». Почувствовать, как фальшиво свистит каждая буква. Почувствовать и повторить опять: «Ничего страшного». Только в голос добавить чужого титана.
Потом поднять себя, как сломанную железную куклу, и бросить в следующий день.
Мой рот что-то говорит. Но не слышно ни звука.
И не спрятаться даже за шторами век.
Такова цена ошибки. Цена моим убитым глазам.
Может быть, у кого-то ад наступает после жизни, но у меня он – здесь и сейчас.
На моём лице стёрлась улыбка. В принципе рот мне больше не нужен.
Разве что только для песен…
Здорово. Вот это уже настоящая поэзия.
Интересно. Произведение из тех, которые оставляют какое-то смутное ощущение, такое, что и словами не выразишь… Человек одинок, чужой мир непостижим. А что остается? Только жить, надеясь, что может быть хоть кто- нибудь, хоть отчасти сможет понять тот сумбур, который бушует в твоей голове. Хотя, судя по тону произведения, надежды все-таки нет.
Не рекомендовала бы читать тем, кто склонен к суицидальному настроению.